| Проезжие - прохожих реже. Еще храпит Москва деляг. Тверскую жрет, Тверскую режет сорокасильный "Каделяк". Обмахнуло радиатор горизонта веером. - Eins! zwei! drei! - Мотора гром. В небо дверью - аэродром. Брик. Механик. Ньюбольд. Пилот. Вещи. Всем по пять кило. Влезли пятеро. Земля попятилась. Разбежались дорожки- ящеры. Ходынка накрылась скатертцей. Красноармейцы, Ходынкой стоящие, стоя ж - назад катятся. Небо - не ты ль?.. Звезды - не вы ль это?! Мимо звезды (нельзя без виз)! Навылет небу, всему навылет, пали - земной отлетающий низ! Развернулось солнечное это. И пошли часы необычайниться. Города, светящиеся в облачных просветах. Птица догоняет, не догнала - тянется... Ямы воздуха. С размаха ухаем. Рядом молния. Сощурился Ньюбольд Гром мотора. В ухе и над ухом. Но не раздраженье. Не боль. Сердце, чаще! Мотору вторь. Слились сладчайше я и мотор: "Крылья Икар в скалы низверг, чтоб воздух-река тек в Кенигсберг. От чертежных дел седел Леонардо, чтоб я летел, куда мне надо. Калечился Уточкин, чтоб близко-близко, от солнца на чуточку, парить над Двинском. Рекорд в рекорд вбивал Горро, чтобы я вот - этой тучей-горой. Коптел над "Гномом" Юнкерс и Дукс, чтоб спорил с громом моторов стук". Что же - для того конец крылам Икариным, человечество затем трудом заводов никло, - чтобы этакий Владимир Маяковский, барином, Кенигсбергами распархивался на каникулы?! Чтобы этакой бесхвостой и бескрылой курице меж подушками усесться куце?! Чтоб кидать, и не выглядывая из гондолы, кожуру колбасную - на города и долы?!. Нет! Вылазьте из гондолы, плечи! 100 зрачков глазейте в каждый глаз! Завтрашнее, послезавтрашнее человечество, мой неодолимый стальнорукий класс, - я благодарю тебя за то, что ты в полетах и меня, слабейшего, вковал своим звеном. Возлагаю на тебя - земля труда и пота - горизонта огненный венок. Мы взлетели, но еще - не слишком. Если надо к Марсам дуги выгнуть - сделай милость, дай отдать мою жизнишку. Хочешь, вниз с трех тысяч метров прыгну?!
1923 |
Доступная среда