Манн Т.

Томас Манн (1875-1955)

Биография

Выдающийся немецкий писатель XX века, лауреат Нобелевской премии по литературе Томас Манн родился 6 июня 1875 года в Любеке в семье уважаемого негоцианта, состоятельного торговца зерном, сенатора и владельца судоходной компании со старинными ганзейскими традициями. Он был младшим сыном Иоганна Генриха Манна (1810-1891), внуком и правнуком ганзейских бюргеров. Мать его – уроженка Рио-де-Жанейро, дочь немца-плантатора и бразильянки португало-креольского происхождения, с семи лет от роду привезенная в Германию Юлия да Сильва-Брунс (1851-1923).

В семье было кроме Томаса братья: Генрих (1871-1950) и Виктор (1890-1949) и две сестры: Юлия (1877-1927) и Карла (1881-1910). Младшая Карла пошла в актрисы. Из-за неудач на сцене и в личной жизни она покончила с собой в 29 лет. Неуравновешенная, переживательная Юлия также самостоятельно свела счеты с жизнью двумя десятилетиями позже.

Детство Томаса было радостным и безоблачным. Он рос больше в доме бабушки. Спустя годы в статье «Детские игры» (1920) вспоминал: «В детстве у меня было полно чудесных игрушек…». Любил музыку, кукольный театр, даже писал для него пьесы, любил животных. Еще в пятилетнем возрасте поступил в частную прогимназию доктора Буссениуса. Пройдя шесть классов в его школе продолжил учение в любекской реальной гимназии «Катаринеум».

О школьных годах писатель отзывался не очень лестно, ибо вообще не любил школу с ее казенщиной и муштрой. Манн несколько раз оставался на второй год, так и не получив аттестата об окончании учебного заведения.

Уже на пятом курсе гимназии вместе с товарищами Манн издает литературный журнал «Весенняя гроза», где молодые редакторы публиковали собственные прозаические, поэтические и критические творения. Когда «Гроза» прекратила свое непродолжительное существование, Манн начинает печататься на страницах литературно-философского журнала «Двадцатый век», которым руководил его брат Генрих. В юные годы Томас Манн увлекался музыкой Р. Вагнера, теорией Ф. Ницше и философией А. Шопенгуэра.

Детство кончилось со смертью отца в 1891 году, скончавшегося от рака в относительно молодом возрасте. Родительский особняк в Любеке продали и на окраине Мюнхена за городскими воротами купили виллу, где с перерывами Томас жил до 1933 года. Мать определила Томаса на полный пансион к учителю гимназии, после окончания которой он поступил стажером в правление Общества страхования. В 1890-х годах в поисках счастья и спокойной творческой обстановки братья Томас и Генрих почти полтора года пробыли в Италии. Затем Томас прошел годовую армейскую службу, опубликовал первую новеллу «Падшая» в журнале М.Г. Конради «Ди Гезельшафт», с которой приходит первый успех.

Затем поступил в 2 вуза Мюнхена одновременно: в Университет и Политехнический институт, где слушал лекции по истории, политэкономии, истории искусства и литературе. В 1898-1899 годах был редактором сатирического и иллюстрированного журнала «Симплициссимус».

Подлинная литературная известность пришла к нему с публикацией в 1901 году романа «Будденброки». За ним в 1903 году последовал замечательный сборник новелл «Тристан», завершились работы над «Фьоренцой», состоялась женитьба на красивой и умной профессорской дочери Кате Прингсгейм.

Хотя отец ее был против брака, этот союз оказался счастливым, у супругов было 6 детей: дочери Эрика (1905-1969), Моника (1910-1922), Элизабет (1918-2002) и сыновья Михаэль (1919-1977), Клаус (1906-1949) и Ангелус Готтфрид «Голо» (1909-1994). Все они тоже стали писателями.

Сын Томаса Манна Клаус в 1949 году покончил жизнь самоубийством.

До начала Первой мировой войны были написаны романы «Королевское высочество» (1906-09), «Смерть в Венеции» (1911-12) и начата работа над романом «Волшебная гора».

В 1923 году умерла мать писателя, а в 1927 году покончила с собой сестра Юлия, что стало страшным ударом судьбы, но несмотря на это был завершен роман «Волшебная гора», пролог к «Иосифу и его братьям». За роман «Будденброки», во многом носящий автобиографический характер, где представлена широкая картина упадка и вырождения купеческой династии из Любека, в 1929 году Томас Манн был удостоен Нобелевской премии по литературе.

Не мог чуткий мастер пера не откликнуться на бесчинства нацистов в Кёнигсберге во время «хрустальной ночи». В кёнигсбергской газете «Хартунгше Цайтунг» о 8 августа 1932 г. была опубликована статья-предостережение «Чего мы должны требовать?», где были эти строки: «Откроют ли кровавые позорные события в Кёнигсберге сторонникам воодушевленного «движения», которое зовется национал-социализмом, а также тем пасторам, профессорам, ученым советникам и литераторам, которые своей болтовней поддерживают их, глядя на истинную природу этой национальной болезни, этой смеси истерии и гнилой романтики, чья мегафонная «немецкость» является карикатурой и издевательством над всем немецким?» Томас Манн предупреждал современников от опасности набирающей силе фашизма перед приходом Гитлера к власти, часто выступал с резкими оценками этого «движения». В адрес лауреата шли настоящие угрозы, а «Берлинер Цайтунг» со злорадством писала: «Дело Томаса Манна – печальное дело, позорное дело. Пропащее дело». В 1933 г. к власти пришел А. Гитлер. Писатель больше не мог оставаться в Германии. Эмигрировал сначала в Цюрих, затем, принимая в 1938 году предложение Принстонского университета, переселяется в США, а в 1941 году из Принстона переезжает в Калифорнию. Здесь завершает работу над тетралогией «Иосиф и его братья», «Лотта в Веймаре», «Переписка с Бонном», «Доктором Фаустусом». В июне 1952 года переезжает в Швейцарию. Скончался писатель 12 августа 1955 года в Цюрихе.

Томас Манн в Раушене

В 1929 году Томас и Катя Манн побывали в Раушене (ныне Светлогорск Калининградской области) по приглашению «Общества имени Гёте». В санатории Раушена, в первом доме на площади, всего в двух шагах от теплого бассейна, в том месте, где Променаденаллее, Октябрьская, серпантинами спускается к морю, Томас Манн находился с 29 июля по 23 августа 1929 года. Затем он совершил поездку в Ниду, а перед отъездом из Восточной Пруссии состоялась встреча с читателями в Штадхалле (сейчас Калининградский областной историко-художественный музей), где Манн читал отрывки из романа «Иосиф и его братья», над которым он работал в то время.

Санаторий Раушена предстал перед четой Маннов в курортном стиле, характерном для рубежа веков: много дерева и стекла, много лепнины и резных украшений, воздушные террасы, пара башенок с остроконечными шпилями на верхнем этаже.

Спустя три года, устроившись в удобном пляжном кресле-коробе на берегу Тирренского моря, Томас Манн возвращается к литературному описанию своих летних впечатлений от Раушена:

«Уже имея привычку и настрой ни одно лето не оставлять без выезда к морю и пребывания на море, мы, моя жена и я, вместе с маленькими детьми, провели август 1929 года в прибалтийском курортном местечке Раушен в Замланде. Это выбор был во многом определен инициативой со стороны восточно-прусской общественности, в частности – настойчиво повторявшимися приглашениями кёнигсбергского Общества имени Гёте. К этой приятной, но довольно дальней поездке не слишком располагали разбухающий материал и недописанная рукопись романа «Иосиф». Ну, а поскольку я, вообще не нахожу смысла в бездеятельном «отдыхе» и не испытываю нужды в таковом, скорее он был бы мне в тягость, я решил на этот раз заполнить мои утренние часы не слишком обременительным написанием комического эссе, своеобразного анекдота, идея которого возникла у меня во время прошлых летних каникул, при пребывании в Форте деи Марме близ Виареджио, и вернуться к описанию полученных там впечатлений, то есть работой, которая не требовала специального аппарата и в полном смысле этого слова могла родиться «из воздуха». Итак, я начал работать и в обычные утренние часы писал в своей комнате, но чувство беспокойства, вызванное ощущением, что я таким образом упускаю море, делало мою работу не особенно продуктивной. Я не верил, что смог бы работать под открытым небом, на свежем воздухе. Во время работы я должен иметь крышу над головой, чтобы мои мысли не слишком рассеивались. Дилемма была тяжелой. Только море могло ее разрешить, и, к счастью, оказалось, что его особая природа могла это сделать. Я дал себя уговорить перенести на берег моря свою писанину и там ею заниматься. Я ставил пляжное кресло близко к кромке воды, в которой было полно купающихся, и таким образом выводил каракули на коленях, имея перед своими глазами открытый горизонт, который то и дело пересекали движущиеся объекты. Итак, я находился посреди людей, испытывающих блаженство, в окружении голых ребятишек, которые норовили схватить мои карандаши, и получилось так, что совершенно неожиданно из анекдота рождалось сказание, из рассеянных наблюдений – духовная повесть, из частного – некий этический символ, – и все сильнее охватывало меня счастливое изумление: какой же волшебной силой обладает море, способное устранить любую человеческую помеху и поглотить все в своей прекрасной огромности».

Томас Манн. Очерк о жизни. О себе самом (1930).
(Tomas Mann. Lebensabriss. Frankfurt am Main, 1983. S. 141).

Досада, раздражение, собственная злость – все это описывается в новелле, над которой работает Томас Манн. Дело происходит в середине августа, в разгар «высокого» сезона. Постоянные клиенты выживают чужаков, иностранных гостей, из «Гранд Отеля» в «Пансион Элеонора», что находится чуть дальше моря. Это наивное злоупотребление властью, с одной стороны, и несправедливость, лакейская продажность, с другой, вызывают возмущение отдыхающих в Италии иностранцев. Пребывание на берегу омрачается трудноуловимым настроением. Это настроение достигает своей кульминации в устроенном для гостей представлении кавальере Чиполла, этакого сверхчеловека, фокусника и шулера, скорее гипнотизера, навязчивого, ловкого, изворотливого, в представлении, вызывающем удивление и отвращение обилием гнусных и ловких приемов. Чиполла развлекает публику номером с числами, которые ему произвольно называют из зала, при этом конечная их сумма, которую он быстро подсчитывает, оказывается, совпадает с числом, которое он уже заранее записал на доске, прикрыв листом бумаги:

«Не знаю, что обо всем этом думала публика, но с выбором слагаемых «по своему желанию» дело было явно нечисто; конечно, не исключено, что тот или иной из опрошенных отвечал по своему выбору, но одно несомненно: Чиполла отбирал себе людей, и весь ход опыта, нацеленный на получение предрешенного итога, был подчинен его воле; однако же нельзя было не восхищаться его математическими способностями, хотя все остальное почему-то не вызывало восхищения. Вдобавок его ура-патриотизм и непомерное самомнение – соотечественники кавальере, может, и чувствовали себя в своей стихии и способны были еще шутить, но на человека со стороны всё, вместе взятое, действовало удручающе.

Впрочем, Чиполла сам способствовал тому, чтобы у людей сколько-нибудь сведущих не оставалось сомнений относительно природы его искусства, хотя ни разу, конечно, не обронил ни одного термина и ничего своим именем не назвал. Однако же он говорил об этом, – он все время говорил, – но в туманных, самонадеянных, выпячивающих его исключительность выражениях. Какое-то время он продолжал те же опыты, сначала усложняя получение итога привлечением других арифметических действий, а затем до крайности все упростил, чтобы показать, как это делается. Заставлял просто «угадывать» числа, которые перед тем записывал под листом бумаги на доске. Кто-то признался, что сперва хотел произнести другую цифру, но именно в этот миг перед ним просвистел в воздухе хлыст кавальере, и у него слетела с губ та самая, что оказалась написанной на доске. Чиполла беззвучно засмеялся одними плечами. Всякий раз он притворялся изумленным проницательностью опрошенного; но в комплиментах его сквозило что-то ироническое и оскорбительное, не думаю, чтобы они доставляли удовольствие испытуемым, хотя те и улыбались, и не прочь были в какой-то мере приписать овации себе. Мне представляется также, что артист не пользовался расположением публики. В ее отношении к нему скорее ощущалась скрытая неприязнь и непокорство; но, не говоря уже о простой учтивости, сдерживающей проявление подобных чувств, мастерство Чиполлы, его безграничная самоуверенность, не могли не импонировать, и даже хлыст, по-моему, способствовал тому, чтобы бунт не прорвался наружу».

Томас Манн. Марио и фокусник.
Перевод В. Курелла. // Избранное.
Москва, Детская литература, 1975. С. 138-139.

Все играют вместе с ним, подыгрывают ему, поддаются участию в спектакле – как жертвы, как наблюдатели. Никто не прерывает этот шарлатанский спектакль, никто не покидает зал, даже гости из Англии и из Франции.

Вся эта круговерть продолжается, и Чиполла вызывает к себе милого юношу Марио, официанта из «Эсквизито», открывает любовные страдания Марио, обнажает их перед публикой, дурманит бедного юношу до такой степени, что тот начинает в Чиполла видеть свою возлюбленную и страстно целует его. Разбуженный свистом хлыста, Марио бросается прочь со сцены, но оборачивается, и двумя выстрелами пробивает смех и овации зала. От Чиполла остается только груда тряпья и изуродованных костей.

Томас Манн назовет поступок своего Марио – потом, уже после всего, что случится, – «первым актом сопротивления и борьбы» против того, «что уже тогда наполняло всю европейскую атмосферу», и идиллия на балтийском берегу не была исключением. Так звучит его «морально-политическая аллюзия», как он сам назвал ее в своем докладе, прочитанном в Принстоне в 1940 году. Его новелла пронизана острым ощущением опасности, которая уже приближалась и к Раушену, нависая над его прекрасным летом, и содержит беспощадную сатиру на маленького уродца гитлеровской демагогии Геббельса. Но немногие представляли тогда, где кончается спектакль и начинается катастрофа, и еще меньше сам автор знает, когда должен раздаться тот выстрел, который должен избавить, не слишком ли поздно, Германию от катастрофы.

Пребывание в Раушене имело, кроме литературных, еще и важные для жизни Томаса Манна последствия. Оттуда Манны съездила на Курише-Нерунг, провели несколько дней литовской Ниде в конце лета 1929 г. «Неописуемое своеобразие и очарование этой природы, фантастический мир передвигающихся дюн, населенные лосями сосновые леса и березовые рощи между Курише-гаффом и Балтийским морем – все это произвело на нас такое впечатление, что мы решили в этих столь далеких местах, как бы по контрасту с нашим южно-германским обиталищем, устроить себе жилье». Согласно проекту Г. Рейссманна дом был сооружен на горе и напоминал рыбацкое жилище. В середине лета 1930 писатель со своими близкими переехал в него. Впоследствии мастер и его семья провели там три лета. Именно в этом доме была написана часть тетралогии «Иосиф и его братья».

Санаторий, где отдыхала семья Манна, с большими переделками сохранился в Светлогорске до наших дней. 6 июня 2003 г. по инициативе Калининградского регионального фонда культуры и администрации Светлогорска рядом с ним был установлен памятный знак работы скульпторов Л. Богатовой и О. Сальникова в виде раскрытой книги из бронзы со словами «Ты сохранил величие языка, любя его, как любит только тот, кто пережил изгнанья годы» с одной стороны и с портретом Т. Манна с другой стороны. В открытии принимали участие лауреат Нобелевской премии по литературе Гюнтер Грасс и известный российский писатель Андрей Битов.

Сохранился и домик Манна в Ниде. Литовцы бережно обращались с ним и добились его сохранение для потомков. Домик был отреставрирован при финансовой поддержке немецкой стороны и активной поддержке Министерства культуры Литвы и Клайпедского университета. Домик писателя стал культурным центом по изучению творчества Томас Манна, данью уважения одному из выдающихся творцов мировой художественной литературы.

Список использованной литературы:

1. Альбрехт Д. Пути в Сарматию. Десять дней в стране пруссов: места, тексты, знаки. – Москва: Прогресс-Традиция, 2000.
2. Бартфельд Б.Н. Светлогорск - Раушен город шумящего моря [Текст] : к 750-летию города, 1258-2008 гг. Калининград: Рус. Европа, 2008.
3. Оралбеков Б. Нобелевские лауреаты в нашем крае. – Калининград: «Смартбукс», 2014.